Для больного и доктора — одна палата

Три года назад в республике появилась новая структура — некоммерческое партнерство «Национальная медицинская палата РБ», президентом которой стала хирург с 20-летним стажем, основатель единственного в республике детского гинекологического отделения уфимской больницы скорой помощи Дамира Сабирзянова. С ней мы сегодня беседуем о том, есть ли необходимость «оздоравливать» ситуацию в регионе, должен ли главврач идти в депутаты, и о многом другом.

— Дамира Шарифьяновна, для чего была создана вначале федеральная национальная медпалата, а потом еще и республиканская?

— Для защиты медработников и пациентов. Судите сами, прежде чем Госдума приняла закон о здравоохранении, Нацмедпалата РФ внесла в него более 700 поправок! Поскольку в первоначальном виде он устраивал исключительно чиновников. В итоге документ вышел социально ориентированным. Но любой закон начинает работать лишь с появлением подзаконных актов, распоряжений. И первое распоряжение, которое появилось в 2012 году, было о платных услугах. Оно напрочь перечеркнуло все наши усилия.

Давно назрела необходимость иначе управлять здравоохранением. Надо готовить специалистов, способных мыслить по-новому, сообразно современным требованиям. Задача палаты, как независимой структуры, не просто открыто заявлять о проблемах на самом высоком уровне, но и предлагать варианты решений, «фильтровать» законопроекты — работы непочатый край.

— Поясните, пожалуйста, что такого страшного в этом распоряжении о платных услугах?

Из государственной казны на медицину выделяются огромные деньги, и недопустимо, чтобы в том же медучреждении предоставлялись еще и хозрасчетные услуги.

В 2013 году из федерального бюджета было выделено на каждого россиянина около шести тысяч рублей — это большие деньги. Если их не хватает, нужно разделить поток больных: беременных, детей, пожилых, инвалидов определить на государственное обеспечение, а работающее население, как это делается во всех развитых странах, пусть страхует работодатель.

— Сегодня повсеместно говорят о плохом качестве образования выпускников медицинских вузов, о низкой квалификации практикующих врачей. Национальная медицинская палата может повлиять на эту ситуацию?

— Насчет качества образования я согласна на сто двадцать процентов. Нельзя ожидать другого, если медицинские вузы превратились в исправительную колонию для чиновников, преступивших закон: должностное лицо сняли за бюджетные нарушения — его устраивают в институт, главврача уволили — он идет преподавать.

На самом деле медвуз и медучреждение — совершенно разные сферы. Одна учит, другая лечит. И совместительства тут быть не должно. Не дело, когда руководитель крупного лечебного учреждения, у которого и так хорошая зарплата, параллельно возглавляет вузовскую кафедру, да потом еще и депутатом становится, хотя при этом никак не проявил себя ни в профессии, ни в организаторском плане. Да и вообще, человек не может везде работать в полную силу.

— Вы сказали, что палата призвана защищать интересы пациентов. Каким образом?

— В здравоохранении существуют лечебные стандарты. Их несколько сотен, и они не меняются годами. Но каждый человек индивидуально переносит болезнь и реагирует на лечение. Я 23 года работала хирургом. Обыкновенная аппендэктомия (удаление аппендицита — авт.) влияет на организм у каждого больного по-разному, соответственно и расходные материалы в каждом случае нужны разные. Не может быть стандартов в здравоохранении, больного надо лечить по протоколу. К тому же медицина на месте не стоит, появляются новые технологии, лекарства, и это тоже необходимо отразить в протоколе. Разрабатывать, обновлять и утверждать его должны профессиональная ассоциация и национальная медицинская палата, чтобы затем передать минздраву для финансирования. То есть мы предлагаем более гибкую, современную систему медпомощи.

— У всех на памяти путинская реплика «Где деньги, Зин?» в адрес чиновников от медицины, из-за которых финансы не доходят до отрасли. Поясните, как на самом деле обстоят дела у медиков с заработной платой?

— Утверждение, что средняя зарплата врача сегодня составляет 36 тысяч, — это, мягко говоря, лукавство. Как средняя температура по больнице. Заработки руководителя медучреждения и рядового врача отличаются друг от друга в разы. Ни в одной стране такое не допускается. У нас же доктор вынужден подрабатывать за счет дежурств, дополнительных часов приема и при этом улыбаться пациентам, внимательно и вежливо с ними разговаривать, вникать в их проблемы со здоровьем — а у него просто нет сил на это и масса бумажной работы.

— Врачебной этикой ваша палата тоже занимается?

— Да, уже на протяжении двух лет. За основу было решено взять опыт Франции, как наиболее гуманный и с четко определенными функциями врача. Это профессия, я бы сказала, от Бога, так как ее носитель отвечает за жизнь человека. Именно поэтому палата вернула в закон понятие «медицинская помощь» вместо «медицинские услуги». Доктор не обслуживает, а спасает.

Надо вернуть и доверие к врачам. Они должны быть уважаемыми людьми, а это возможно, только когда у них будет достойная зарплата, приличный соцпакет, законодательная защищенность.

— Вы считаете, что в вашей сфере необходимо организовать непрерывное образование, поясните, зачем и как это будет выглядеть в деле?

— Вуз дает только базу, но ее недостаточно. Во всем мире медики постоянно учатся, повышают квалификацию, осваивают новые технологии. Непрерывное образование должна организовать профессиональная ассоциация совместно с национальной медицинской палатой, чтобы практикующему врачу было удобно обучаться в режиме дистанционного обучения, участвовать в научно-практических конференциях, семинарах. И не просто в качестве пассивного слушателя, а выступать с докладами, выезжать с ними за рубеж. Последнее сегодня невозможно, если доктор не найдет себе спонсора. Бюджетами вузов и медучреждений не предусмотрены подобные командировки. А это необходимо сделать, потому речь идет о непрерывном образовании преподавателя и практикующего врача. Работодатель тоже должен финансировать непрерывное образование своих специалистов.

— Судя по всему, вы человек активной жизненной позиции.

— Я поняла, что нельзя терпеть ситуацию, когда нашу профессию опустили ниже плинтуса. Надо что-то срочно предпринимать. И как только возникла рабочая группа по созданию региональной палаты, я в нее вошла, и мы стали напрямую сотрудничать с Леонидом Рошалем — президентом Национальной медицинской палаты (НМП) Российской Федерации.

Первым делом мы стали подсчитывать, куда деваются деньги налогоплательщиков, причем немалые. При этом отечественное здравоохранение почему-то оснащено на низком уровне, производство в плачевном состоянии, а фарминдустрия и вовсе в загоне. Кстати, идея по замене дорогостоящих импортных препаратов отечественными аналогами тоже принадлежит НМП. Плохо, когда идею в качестве прикрытия берут те, кто выпускает плохую продукцию и с помощью административного ресурса пытается ее протолкнуть для своей выгоды.

— Многие эксперты считают, что возродить отечественную фарминдустрию уже невозможно. За двадцать лет упадка, в котором она пребывала, мировые технологии ушли далеко вперед.

— Но мы еще выпускаем субстанцию — лекарственную основу. Значит, не все потеряно, и наша страна может не покупать ее у Китая. Кстати, в китайских аптеках я не видела ни одного зарубежного препарата. Китайцы сделали все, чтобы крупные мировые фармпроизводители организовали свои производства на их территории.

— Вы считаете палата регионального уровня в состоянии решать задачи такого масштаба?

— Разумеется, палата не может взять на себя решение данного вопроса, но предложила представителям отечественной фарминдустрии рассмотреть возможность объединения в саморегулирующиеся организации. Суть в том, чтобы часть государственных функций и ответственность за их выполнение медицинские организации взяли на себя. Здравоохранение во всем мире основано на общественно-государственном управлении. А у нас оно до сих пор тоталитарно-государственное. Результат мы видим в наших поликлиниках, роддомах, стационарах.

— Представители фарминдустрии как-нибудь отреагировали на ваши предложения?

— Да, они организовали рабочую группу и плотно работают над проблемой саморегуляции, разрабатывают ее концепцию. Кроме того, за минувшие два года в этой области были созданы довольно крупные фармпредприятия, способные обеспечить нужды страны. Правда, республика тут несколько опоздала, и нам нет смысла восстанавливать уже развалившиеся производства. Может, стоит подумать, как индустрия сможет развиваться с учетом местных условий. Например, дать возможность развернуться малому и среднему бизнесу социальной направленности. Взять Японию, там технопарки напрямую сотрудничают с медицинскими организациями, поэтому любое ноу-хау у них внедряется в практику очень быстро.

Или взять наш башкирский завод инвалидных колясок в Шакше. Наверное, в самом деле, не было необходимости в таком большом заводе, но стоило сохранить хотя бы уникальный коллектив рабочих, конструкторов, инженеров. Там можно было создать другие производства. Начиная с 2009 года мы писали во все инстанции о необходимости развития технопарка на базе этого завода. Нас не услышали.

Вообще, федеральный закон № 94 о тендерах, согласно которому цена — самое главное, дал возможность китайцам завоевать российский рынок и поставлять некачественную продукцию.

— Схема задумана, чтобы получать от нее приличные барыши, и ваша палата — перышко против этой железобетонной стены.

— Чтобы ее пробить, необходимо укрепить полномочия Росздравнадзора. В системе здравоохранения должен быть один контролирующий орган, специалисты которого четко знали бы, что, где и когда проверять. Все остальные проверяющие попросту отвлекают медиков от работы, и толку от их проверок никакого. Кроме того, коллектив надо обязательно знакомить с результатами проверок, а то руководителя снимают, не оповещая медицинскую общественность, за что и почему. Информация о проверках должна быть открыта и доступна — вот залог успеха борьбы с коррупцией.

Да и сам регламент исполнения бюджета написан так плохо, что руководитель лечебного учреждения заведомо вынужден идти на нарушения. Сплошь и рядом в результатах проверок сказано, что приобретенное оборудование месяцами стоит нераспечатанным. Все это происходит из-за неподготовленности необходимой инфраструктуры.

Надо дифференцированно походить к теме — где действительно имеет место коррупция, а где руководитель любыми способами старается освоить полученные бюджетные деньги, чтобы они не «ушли».

— Сколько человек задействовано в вашей палате и кого вы намерены привлечь в качестве защитников наших с вами интересов?

— Палата объединяет профессиональные ассоциации, союзы, региональные отделения. Надо сказать, профобъединение медиков существует на протяжении полувека. И даже в тяжелые перестроечные годы ассоциация хирургов Башкирии взяла на себя организацию конкурса «Золотой скальпель», чтобы как-то сохранить престиж врача.

Сейчас в нашем составе 25 профессиональных ассоциаций — это около 80 процентов медработников республики. Пока не вышел закон о саморегулируемых организациях, статья 76 закона об охране здоровья граждан РФ и постановление правительства позволяют некоторые функции передать национальной медицинской палате. Например, аттестацию врачей.

— Обычно такие процессы у нас тянутся годами, мы можем не успеть вкусить от их плодов.

— В Германии национальная медицинская палата создавалась на протяжении ста лет. В Японии — около 60 лет, в Америке — более 50 лет. Так что мы за три года умудрились сделать немало, благодаря помощи, энергии и оптимизму Леонида Рошаля. Он сколотил вокруг себя мощный костяк именитых медиков, которые не понаслышке знакомы с организацией здравоохранения всего мира.

Первый год, конечно, было трудно, пришлось долго уговаривать профессиональные ассоциации стать учредителями палаты — никто не верил в успех. Пришлось даже пережить давление со стороны чиновников. Но трудности только помогли нам объединиться, и палата заработала.

— Палата действительно основана на принципах волонтерского движения?

— К сожалению, мы не получаем от государства средств, как, например, Торгово-промышленная палата. Но и спонсоров не ищем. Работаем пока безвозмездно, на одном энтузиазме. Главное — мы знаем, чего хотим и что нужно сделать, чтобы вывести здравоохранение на качественно иной уровень.

— Вы сказали, что палата взяла на себя разбор жалоб, каким образом это происходит?

— Заключили с минздравом соглашение. Палата создала комитет досудебного регулирования и третейский суд. Здесь мы руководствовались зарубежным опытом — не доводить жалобы пациента или медработника до судебного разбирательства. Сам по себе суд не имеет воспитательного воздействия на врача. Он должен стесняться коллег, если что-то сделал неправильно, значит, как профессионалу ему грош цена, вот что должно быть главным. Если доктор поставил неверный диагноз, надо разобраться, в чем причина: ошибка, плохие знания или злой умысел. Наша позиция — защитить добросовестного медика и реально пострадавшего больного. Немало случаев, когда пациент сначала нарушает врачебные предписания, уходит в запой, а потом требует его «прокапать» за государственный счет. Такой пациент должен платить за свое лечение, ведь ему не жалко было выложить пару тысяч за бутылку виски.

Вообще, здравоохранение должно больше обращать внимание на профилактику заболеваний. Для этого необходимо поставить на должный уровень вакцинацию населения.

— К вакцинации недоверие, так как в народе ходят истории о просроченных или контрафактных вакцинах, после которых дети и взрослые либо умирают, либо становятся инвалидами.

— Правильно, если просветительская деятельность свелась практически к нулю. Выходят какие-то сомнительные газетки с рекламой средств, к медицине не имеющих никакого отношения, а официальные издания тему игнорируют, ограничиваясь публикацией раз в год к дню медика. Думаю, СМИ совместно с палатой могут организовать интересные в просветительском плане мероприятия, где журналисты смогут познакомиться с независимым мнением о направлениях в медицине, получить ответы на самые злободневные вопросы и, самое главное, доходчиво и грамотно рассказать обо всем этом людям.

— Как лично вы относитесь к критике ваших коллег и здравоохранения в СМИ?

— Этот вопрос обсуждался в Москве, на последнем совете НМП России. Все предельно просто — в СМИ должна выходить проверенная информация. Иногда даже по центральному телевидению приходится слышать совершенно невозможные вещи. Свое мнение высказывают артисты, писатели, музыканты, продюсеры, политики — кто угодно, только не медики. Я ратую за открытость и профессиональную объективность.

Например, в прошлом году в апреле в Стерлитамаке произошел вопиющий случай, когда умерла женщина от острого аппендицита, у нее остались трое детей. Причем жалоб на данное лечебное учреждение и на бездушное отношение чиновников местного горздравотдела было немало и до этой трагедии. Такое отношение к больным здесь стало системой, а поскольку рыба гниет с головы, как минимум надо менять руководителя больницы. А что в результате? Руководитель этого лечебного учреждения остался на месте.

В медицине существует неписаный закон: если один врач ошибочно поставил диагноз «острый аппендицит», другой обязан его исключить в течение шести часов. Для этого разработан регламент — срочная госпитализация, анализы и все необходимые диагностические обследования.

Также никто не отменял консилиумы, один доктор не должен единолично решать судьбу больного, как в каком-нибудь дореволюционном ауле. Сегодня существует масса возможностей связаться с коллегами даже по видеосвязи, врач должен бороться за жизнь и здоровье больного — и относиться к нему, как своему родственнику.

— Это уже утопия. Все работают по инерции, и изменить что-либо вам вряд ли удастся.

— Нет, не утопия, так должно быть. И то, что врачи стали объединяться в ассоциации и вошли учредителями в палату, говорит о переменах в сознании. Все же видят, как медицина развивается в европейских странах, какое там отношение к медикам, и какие у них возможности. Там врач вступает в сообщество медицинской палаты, платит членские взносы и знает, что он находится под защитой, сообщество позаботится о повышении его квалификации и при необходимости — поможет получить дополнительное образование. На самом деле вузовский диплом ни о чем не говорит. Врачом можно стать лишь через десять лет упорного труда и постоянной учебы. Ничего не поделаешь — такая профессия.

— То, о чем вы говорите, — дорогостоящее дело. Ваша палата в состоянии обеспечить врачей республики юридической защитой, организовать им обучение?

— Минздрав должен передать палате полномочия вместе с финансированием. Сюда входят экспертизы, аттестация и так далее. И членские взносы должны быть обязательными, как это делается во всех цивилизованных странах.

Сегодня некоторые деятели заявляют, мол, надо создавать отдельный минздрав для частной медицины, чтобы обеспечить конкуренцию на рынке медуслуг. Только они не учитывают, что государство у нас одно, и все лечебные учреждения — неважно, частные они или нет — обязаны одинаково хорошо лечить больных и нести за это ответственность.

Задача палаты разбудить молодежь. Осенью у нас запланирована работа с ординатурой, аспирантами, чтобы впоследствии они были довольны своим статусом и работали с азартом.

Понятно, что палата не может объять все проблемы разом. Необходима активная позиция и пациентского сообщества.

— Интересная мысль — создать такое сообщество. И за какую проблему оно могло бы взяться в первую очередь?

— Такие пациентские сообщества уже существуют. Они должны поднимать острые вопросы, связанные с оказанием медпомощи больным, и работать совместно с медицинской палатой.

Например, в списке бесплатных лекарств инсулин предусмотрен, а инсулиновые помпы — нет: когда утверждали этот список, их еще не было в обиходе. Ситуация, требующая незамедлительного решения. Для чего необходимо внести коррективы в бюджет. Вот здесь и нужна инициатива пациентского сообщества, которое напишет в минздрав письмо с предложением внести в список бюджетного финансирования эти инсулиновые помпы. Так же можно обратиться с письменным заявлением в нашу палату, и мы активизируем этот процесс.

— А каких жалоб больше всего к вам поступает?

— Жалобы на роддома. В республике, как и в целом в России, они не соответствуют санэпидемнормам. И не потому, что в них не соблюдаются эти правила, есть такое понятие — внутрибольничная инфекция, когда само здание, инфраструктура, морально устарели. Республике нужна краткосрочная программа по улучшению материальной базы родовспоможения. И создание только одного перинатального центра задачу не решит.

Есть и другая проблема в данной сфере. В стране бросили клич — увеличивать рождаемость. Теперь выхаживаем недоношенных 500-граммовых новорожденных. Хотя для них не подготовлена база, не хватает специалистов, а главное — нет реабилитационных центров, ведь такие дети нуждаются в реабилитации минимум до трех лет. В Дании уже отказались от выхаживания таких новорожденных — тяжелый экономический груз и сомнительные перспективы.

— Как-то грустно все это звучит

— Нет причин для грусти, просто государству следует серьезно позаботиться о здоровье девочек и женщин, чтобы у них рождались крепкие детки. А мы в республике закрыли единственное гинекологическое детское отделение. Там была разработана целая система, которой занимались профессионалы высочайшего класса, с огромным опытом и научными наработками. Мало того, сейчас сокращают и взрослое отделение. Зато открыли сосудистые центры. Они тоже, конечно, нужны, но нельзя создавать одно за счет уничтожения другого. Крупные центры федерального значения должны быть организованы на базе университетских, республиканских клиник, а не за счет отделений больницы скорой помощи, у которой совершенно другое назначение. В другой городской больнице закрыли неврологическое отделение, тем самым ущемив права больных рассеянным склерозом. Пора научиться принимать взвешенные решения, брать на вооружение накопленный зарубежный опыт и использовать свой.