Врач, эмигрировавший в США, рассказал о войне российских коллег с пациентами

По данным председателя Следственного комитета РФ Александра Бастрыкина, в России в прошлом году с заявлениями о привлечении к уголовной ответственности медицинских работников в правоохранительные органы обратилось свыше шести тысяч человек. Пока у нас врачи пытаются отбиться от исков пациентов, в Америке этот этап уже был пережит медиками несколько лет назад.

Директор отделения хирургической онкологии Mercy Medical Center в Балтиморе, США, Вадим Гущин рассказал Lenta.ru, в чем секрет хороших отношений с пациентами, почему нужно думать в первую очередь о больных, а не о коллегах, и как сохранить репутацию достойного врача и избежать уголовного наказания.

Рутина создает негатив

Не секрет, что в настоящее время в России между пациентами и врачами выстроились довольно напряженные отношения. По мнению Гущина, все дело в том, что медики перестали думать, в каком тоне они разговаривают с больными. Тому был наглядный пример.

В один из приездов в Россию, Гущин попал в хорошую, по отзывам, московскую онкологическую клинику – он консультировал семью больного мальчика. Когда в ординаторской врачи вели беседу о медицинской стороне вопроса, в кабинет робко заглянула мама другого пациента.

«Молодые ординаторы — двое или трое — хором приказали: «Закройте дверь с той стороны». Они даже не задумывались, что сказали. Все получилось мгновенно, как рефлекс, - говорит Гущин. - Если в госструктурах, которые ведут прием населения, это обычные вещи, то подобная рутина создает негатив. На его фоне любая мелочь может стать взрывоопасной. Даже та, на которую в нормальной обстановке просто никто бы внимания не обратил. Возможно, с чьей-то точки зрения, я говорю глупости. Но я хорошо помню свое бешенство тогда».

Специалист подчеркивает, что в детском онкологическом центре всегда царит очень обостренное чувство беззащитности, и он, как родитель, прекрасно понимает, что с ребенком может произойти что угодно, поэтому эта сцена его сильно потрясла.

«Я почувствовал, как меня тоже тянет наброситься на них и задушить. Это настолько инстинктивно, что надо себя сдерживать. Не удивлюсь — если для пациентов упростится возможность подать в суд, то жалоб будет больше».

«Всегда найдутся те, кто сможет лечить»

То, что для американского врача стало потрясением, в нашей стране уже давно является обыденным делом. По мнению Гущина, всплеск негатива в сторону медиков начался сейчас из-за того, что у пациентов изменились требования к докторам. Возможно, многие, оказавшись в больницах на Западе, заметили, что там к больным более чуткое отношение, и теперь хотели бы чувствовать это и в России.

«Врачам нужно учиться правильно выстраивать общение с пациентами. Я защищаю себя именно этим. В Америке ситуация с врачебными исками развивалась почти так же, как сегодня в России. Когда количество претензий стало расти лавинообразно, врачи стали думать, а как остановить это безумство? В Америке ведь общество чистогана. А иски — это вопрос денег. Компенсации, которые суд может присудить, составляют от нескольких тысяч до нескольких миллионов долларов».

Причем Гущин акцентирует внимание на том, что именно врачи должны идти навстречу. Ведь пациенты не получают образование, как стать профессиональным больным, но есть институты, готовящие профессиональных докторов. «Значит, это дело доктора понимать цели общения и что-то делать в этом направлении. Именно поэтому умение общаться с пациентами — такая же часть профессионализма, как знать, какие таблетки выписывать и надо ли назначать лабораторные анализы».

Хотя, по мнению американского медика, в Америке тоже сначала раздавались возмущенные крики о неблагодарности пациентов. «Как же так, мы стараемся для больных, а они этого совсем не ценят, — говорили американские доктора. — Кто несчастных спасать будет, если всех врачей засудят?». «Но это все разговоры в пользу бедных. Всегда найдутся те, кто сможет лечить», - считает он.

Научился общаться – повысил квалификацию

В России медицинское сообщество уже давно бьет тревогу из-за пристального внимания к их деятельности правоохранительных органов. «Нам лечить или законы изучать?» - бунтуют врачи. Гущин говорит, что это видно и со стороны.

«На мой взгляд, все неприятности у российского врачебного сообщества в связи с повышением внимания правоохранительных структур к ятрогенным преступлениям, находятся на юридическом поле, - отмечает он. - У врачей нет ни времени, ни образования разбираться в юридических вопросах. Когда жалоба уже написана и подключились правоохранительные органы — врачу уже поздно действовать. Юристы переиграют врачей на своем, юридическом поле. У врачей в этом случае почти нет возможности повлиять на ситуацию».

По словам специалиста, на эту тему в Америке существуют множество исследований, которые ведутся по двум направлениям. Во-первых, рассматривается вопрос, почему происходят врачебные ошибки. Большинство, по словам Гущина, из-за сбоев медицинской системы. В ежегодных отчетах американского госпиталя Джонса Хопкинса и Mayo Clinic говорится, что по статистике каждая третья смерть происходит в результате врачебной ошибки. «Это данные регулярных исследований. Они нужны, чтобы понять проблему».

Второе направление научных работ по этой теме — как повысить эффективность профессионального общения. Например, американское сообщество хирургов выпустило бесплатный курс «Как себя вести с пациентом».

«Существуют технологии построения бесед с пациентами: как рассказать о неприятностях; как собрать анамнез и так далее. И это не просто набор советов и алгоритмов, а настоящий медицинский учебный курс. Ты сидишь за компьютером и решаешь реальные ситуационные задачи. Если набрал правильное количество баллов, тебе дают обычный образовательный кредит. Точно такой же, как если бы я повышал квалификацию, читая про рак желудка».

У пациента не должно остаться чувство несправедливости

Гущин объясняет, что когда больной узнает об осложнении, первое, что его интересует – это прогноз, иначе говоря, что ему грозит. Второе – почему это с ним происходит и как это исправить, и только потом – кто виноват.

«Пациенту, которому плохо, хочется побыстрее из этого состояния выкарабкаться. У врача точно такое же желание побыстрее вылечить человека. Наши цели тут полностью совпадают, - говорит американский врач. - Потом, когда мы оба вышли из беды и все закончилось с тем или иным результатом, тогда и вопрос возникает: подавать ли в суд? Иск подают не потому, что случилось что-то, а из-за чувства несправедливости. Количество судебных исков на несколько порядков меньше, чем количество ошибок. Так происходит во всех без исключения странах, где проводились такие исследования».

Специалист подчеркивает, что если у больного осталась обида, что с ним плохо поступили, он может что-то сделать по этому поводу, даже если на то нет видимых причин – из пальца ситуацию высосет. Поэтому врач должен думать о том, чтобы у пациента не оставалось чувства несправедливости.

Докторам нужно работать на опережение

Вспомнил Гущин и одна из громких российских историй, которая до сих пор не закончена – дело гематолога Елены Мисюриной. Суд осудил ее на два года, посчитав, что пациент умер в результате осложнений после выполненной ею процедуры трепанобиопсии.

«Вы действительно считаете, что кому-то есть дело — повредила Мисюрина сосуды больного или нет? Нет, конечно. И даже родственники умершего не это хотели бы знать. В первую очередь они хотят, чтобы их чувство справедливости было удовлетворено. Скорее всего, вначале даже и вопрос-то не вставал — идти ли в суд. Но их как обычно отпинывали: «Да это не я сделал. Это все он виноват».

По его мнению, это ситуацию, к сожалению, врачи не могут исправить, так как вопрос юридический. Поэтому медикам нужно работать на опережение и вынести уроки из случая с Мисюриной.

«Когда ты проводишь инвазивную процедуру, то обязательно надо иметь какую-то форму учета, где фиксировать все, что потом произошло с пациентом. На то, чтобы позвонить и узнать, уходит 15 секунд. Обычно даже не доктор этим занимается, а медсестры, - говорит он. - Если я узнаю, что с моим пациентом что-то не то, я включаюсь в процесс, поддерживаю связь с родственниками или с самим пациентом: «Мне жаль, что так вышло, но я приложу все усилия, чтобы исправить ситуацию. Обязательно звоните, я во всем помогу».

Осложнение же произошло после моей процедуры. В первую очередь, я забочусь не о себе, а о своем пациенте. И этот тезис — не из области морали, а исключительно практические соображения. У доктора, который беспокоится о своем клиенте, вероятность попасть в беду, вероятность отвечать по судебному иску — на несколько порядков ниже».

Снова опираясь на исследования, Гущин акцентирует, что правильное общение, контроль за системными медицинскими проблемами помогают снизить количество судебных исков. Но статистика по судебному преследованию все равно удручающая. Например, в Америке за карьеру хирурга-онколога вероятность получить иск к 65 годам имеют девять врачей из десяти.

«Мне трудно сравнивать, что хуже — уголовная или гражданская ответственность. Но один мой приятель, посмотрев на сумму исков, предъявляемых врачам, сказал: «Может, я лучше посижу в тюрьме?»

Доктора не понимают важности коммуникаций

Специалист рассказывает, что когда он начал заниматься с российскими врачами-ординаторами, то думал, что семинара по общению будет достаточно, но ошибся. По его мнению, в российских больницах нет необходимой среды для этого, и многие практикующие врачи не понимают нужности коммуникаций.

«Когда ребята на практике начинают применять то, чему мы их учили, разговаривать с пациентам по всем канонам — выглядят, как гадкие утята. То есть необычно, диковато. И я даже удивляюсь, как они меня не послали с этими тренингами. Но, думаю, единственное, почему они продолжали этим заниматься, — чувствовали очевидную отдачу от пациентов. Если не иметь среды, то обучение может длиться долго — год-два».

Гущин не исключает, что возможно все затягивается из-за того, что западные методы в России не работают. Но это опять-таки гипотеза. В нашей стране на тему общения врачей и пациентов мало научных исследований, и это, по его мнению, плохо.

В России чаще всего пациентов опрашивают в рамках социологических исследований: что им важно, что раздражает, по каким принципам они оценивают работу докторов и как хотели бы выстроить с ними отношениями. Но это не научная деятельность.

«Какая разница социологам, как врач будет разговаривать с больными? Что социологи понимают в медицине или хирургии? Это я как хирург заинтересован в том, какие приемы использовать, чтобы побыстрее закончить неудобный разговор, не обижая при этом пациента. Подобные научные исследования на самом деле — отличная работа для студентов и ординаторов. Но им кто-то должен эту идею подать».

В России коллеги ценнее, чем пациенты?

Доктор говорит, что в Америке жалобу на врача могут подать не только пострадавший пациент или его представители, но и администрация медучреждения, коллеги. Причем делается это довольно просто, без всяких бюрократических проволочек. Достаточно обычного письма: «Я заметил то-то и считаю, что он поступил непрофессионально». Или: «Я увидел его пьяным на рабочем месте». После таких заявлений, как отмечает Гущин, вполне вероятно, что медика в итоге лишат лицензии.

«У меня как у врача ответственность в первую очередь перед больными. Систематическая ошибка — когда члены одного сообщества покрывают друг друга — широко известна. И врачей еще в вузе учат не поддаваться этому. Наставники всегда говорят: если ты считаешь, что интересы больного ущемлены, ты должен действовать, - говорит он. - Первая заповедь резидентуры, которую я усвоил: если среди ночи твой напарник-хирург повел себя не так, как ты считаешь нужным, позвони главному хирургу. У тебя обязательство прежде всего перед больным. И обоснованная критика считается нормальным профессиональным поведением».

В России во многих больницах подобное трактовалось бы как предательство. Гущин объясняет, что если ходить на службу из-за того, что есть больницы, то есть здания, а работа получается ради работы, может так выйти. «Естественно, в такой ситуации коллеги более ценны, чем пациенты».

Каждый пациент на вес золота

Кроме того, по его мнению, еще одной проблемой медиков является то, что врачам присуща мания величия, особенно хирургам. Такое поведение, как говорит специалист, не только неприятно наблюдать со стороны, но и вредит самому доктору.

«Ты постепенно начинаешь прощать себе ошибки. Сначала маленькие, а потом большие. Это известная дорога под откос. И я стараюсь ее избежать, - говорит он. - В медицине нельзя учитывать масштабы – у нас штучное производство: один пациент в одну единицу времени. А если думать категориями «сейчас не получилось, но ничего, у меня там еще 300 пациентов на очереди» — то тогда я закрываю свой кабинет и ухожу заниматься чем-то другим».

Гущин считает, что доктора работают для пациентов, а не в целом для развития медицинской отрасли или какой-то больницы. В первую очередь врач задается вопросом, что он может сделать конкретно для пациента, а только уже потом интересоваться прогрессом медицины.

«Пациенты очень хорошо это чувствуют. У нас в клинике отделение называется «Служба онкологии». Мы служим пациенту, если сказать по-простому. И не в деньгах дело — если доктору увеличить зарплату, профессионализма от этого автоматически не прибавится.

Служа пациенту, я получаю гораздо больше удовольствия от работы. У меня нет постоянного конфликта, что меня недооценивают, что больные на меня жалуются, что уровень моего величия никто не понимает. Моя цель — сделать все для пациента. И если получается положительный результат, то мы вместе радуемся. Если отрицательный результат — вместе печалимся», - заключил американский доктор.

Как сообщалось ранее, в последние годы в медицинской и околомедицинской среде разгорелась настоящая война. Активные «боевые действия» ведутся в двух направлениях. Медицинская общественность, с одной стороны, отстаивает свою непогрешимую святость, а противостоящее ей всеобщее «движение за права пациентов» настаивает на крайней степени деградации здравоохранения в целом и медицинского сообщества в частности.